Филип Дик - Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке]
Обзор книги Филип Дик - Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке]
Филип К. Дик
ЗАТВОРНИК ИЗ ГОРНОЙ ТВЕРДЫНИ
[= Человек в высоком замке]
1
В течение всей недели мистер Роберт Чилдэн просматривал почту со все нарастающим беспокойством, а ценная посылка из Штатов Скалистых Гор все не приходила. Когда в пятницу утром, отперев двери своего магазина, он увидел на полу у прорези для почты только несколько писем, то уже окончательно понял, что дальнейшая задержка заставит заказчика гневаться.
Выпив чашку дешевого растворимого кофе из настенного автомата, он достал веник и стал подметать. Еще немного времени — и магазин «Художественные промыслы Америки» будет готов принять первых посетителей: все в нем буквально сияет, касса полна мелочи для сдачи, в вазе для цветов — едва распустившаяся календула, из скрытых динамиков льется негромкая, приятная музыка. Улица уже начала заполняться деловыми людьми, спешащими в свои многочисленные конторы, расположенные на Монтгомери-стрит. Вдали проплыл вагончик фуникулера. Появились женщины в длинных шелковых платьях яркой раскраски. Чилдэн провожал их благосклонным взглядом. Но тут зазвонил телефон. Он повернулся и снял трубку. Послышался хорошо знакомый ему голос, от которого сердце его упало.
— Это мистер Тагоми. Уже прибыл заказанный мною плакат с объявлением о призыве в армию времен гражданской войны, сэр? Пожалуйста, припомните, вы обещали мне его еще на прошлой неделе. — Голос звучал нервно, отрывисто, говоривший, видимо, прилагал немалые усилия, чтобы не взорваться и оставаться в рамках приличий. — Разве я не оставил вам задаток, мистер Чилдэн, и не разъяснил всю важность этого заказа? Поймите, это подарок, я еще раз повторяю это, одному из моих клиентов.
— Я навел за свой собственный счет, мистер Тагоми, — начал объяснение Чилдэн, — многочисленные справки в отношении посылки, которая, как вы сами понимаете, сэр, должна быть отправлена из-за пределов нашей страны и поэтому…
Но Тагоми не дал ему договорить.
— Значит, она не прибыла.
— Нет, мистер Тагоми, еще не прибыла. Нет, сэр.
Последовала тягостная пауза.
— Я больше не могу ждать, — произнес Тагоми ледяным тоном.
— Понимаю, сэр.
Чилдэн угрюмо смотрел неподвижным взглядом сквозь стекло витрины на залитую солнцем улицу, на многочисленные здания деловой части Сан-Франциско.
— Придется чем-то заменить заказ. Что бы вы порекомендовали, мистер Чилдаан?
Тагоми явно умышленно исказил фамилию. От этого оскорбления, внешне не нарушившего приличий, у Чилдэна запылали уши. Удар был нанесен в самое уязвимое место, он подчеркнул всю глубину его унижения, сразу же ставил его на соответствующее место. Он всколыхнул все его тщательно скрываемые страхи и боли, обнажил их, и они, поднявшись из самой глубины души Роберта Чилдэна, встали комом у него в горле, гирями повисли на языке. Он стал заикаться, трубка в его ладони сделалась липкой. И хотя магазин был наполнен ароматом календулы и звуками приятной музыки, он чувствовал себя так, будто тонул где-то посреди океана.
— Ну… — едва выдавил он из себя наконец, — пожалуй, вам может подойти миксер. Ручной миксер для приготовления мороженого, где-то года тысяча девятисотого.
Мысли его путались. Надо же такому случиться как раз тогда, когда он в свои тридцать восемь лет только-только начал обретать успокоение. Когда ему, казалось, уже удалось обмануть самого себя и начать забывать те довоенные годы, совсем иную эпоху. Франклина Делано Рузвельта и всемирную выставку. Тот прежний, лучший мир.
— Разрешите доставить к вам в контору несколько интересных образцов? — с трудом подвел он к завершению разговор.
Встреча была назначена на два часа. Придется закрыть магазин, решил он, повесив трубку. Другого выхода не было. Нельзя терять благорасположение клиентов — именно на нем держался его бизнес.
Все еще дрожа, он обнаружил, что кто-то вошел в магазин. Молодые мужчина и женщина, японцы, оба красивые, хорошо одетые. Идеальная пара. Он успокоился, движения его снова приобрели профессиональную раскованность. Улыбаясь, он направился к посетителям. Низко наклонившись, они рассматривали вещи, выставленные на прилавке, затем выбрали прелестную пепельницу. Муж и жена, догадался Чилдэн. Живут в новом районе с романтичным названием «Город клубящихся туманов», известном своими изысканными квартирами с видом на дальние горные цепи.
— Добро пожаловать, — приветливо произнес он, уже вполне оправившись.
Они улыбнулись ему в ответ чистосердечно, без малейшей тени превосходства. Выбор антикварных товаров — самый богатый на всем Побережье — несколько ошарашил их. Это не ускользнуло от его внимания, и он почувствовал благодарность к ним. Они знали толк в хороших вещах!
— У вас великолепные образцы, — сказал молодой человек.
Чилдэн непроизвольно поклонился.
В их глазах отражалась не только доброжелательность, но и восхищение произведениями искусства, которыми он торговал. Они как бы благодарили его за возможность наслаждаться лицезрением таких высоких образцов искусства, прикасаться к ним руками, внимательно изучить их, перекладывать с места на место, даже ничего не покупая. Да, подумалось ему, они ясно себе представляют, в какой магазин попали. Это не какая-нибудь халтура для заезжих туристов, не дощечки из красного дерева с надписью «Мьюрвудс, Приморский округ, ТША», не потешные рекламные надписи или девичьи кольца, не почтовые открытки с видами мостов… Какие у нее глаза! Большие, темные. Я мог бы легко влюбиться в такую девушку, — подумал Чилдэн. И какой трагичной стала бы тогда вся моя жизнь — будто она и без того еще недостаточно тяжела! Черные волосы, прибранные в модную прическу, покрытые лаком ногти, мочки ушей, чуть оттянутые длинными медными сережками ручной работы.
— Ваши серьги, — пробормотал он. — Вы их, наверное, здесь приобрели?
— Нет, — ответила девушка. — Дома.
Чилдэн понимающе кивнул. Здесь не было места современному американскому искусству. В таком магазине, как у него, могло быть представлено только прошлое.
— Вы здесь давно? — спросил он. — У нас, в Сан-Франциско?
— Даже потерял счет времени, — ответил парень. — Работаю в комиссии по планированию жизненного уровня экономически неблагополучных районов.
Лицо его сияло гордостью. Он не имел никакого отношения к военным. Не был одним из жующих жвачку плохо воспитанных призывников с характерными жадными крестьянскими лицами, одним из тех, что шатаются по Маркет-стрит, с отвисшими челюстями, глазея на непристойные рекламы, афиши секс-кинотеатров, на стрелковые тиры, на дешевые ночные клубы с фотографиями блондинок не первой молодости, зажимающих морщинистыми пальцами голые соски и зазывно глядящих на прохожих; на грязные трущобы, из которых доносятся душераздирающие вопли джаза; на покосившиеся бараки из жести и фанеры, выросшие повсюду как грибы, еще до того, как на город упала последняя авиабомба. Нет — этот человек принадлежал к элите. Культурный, образованный, пожалуй даже в большей степени, чем мистер Тагоми, который был высокопоставленным чиновником одной из главных торговых миссий на тихоокеанском побережье. Тагоми был уже немолодым человеком — его взгляды и вкусы сформировались еще во времена военного правительства.
— Вы хотите приобрести произведения американского народного искусства в качестве подарка? — спросил Чилдэн. — Или чтобы украсить свою новую квартиру?
Если бы только оказалось верным его последнее предположение… Сердце его екнуло.
— Вы совершенно правы, — подтвердила девушка. — Мы начинаем обставлять квартиру. Вы могли бы помочь нам?
— Несомненно. Мы можем встретиться у вас дома, — предложил Чилдэн. — Я захвачу с собой несколько баулов с образцами. В любое удобное для вас время. В этом ведь и заключается моя работа.
Он потупил глаза, чтобы не выдать свое страстное желание побывать у них в доме. Здесь, пожалуй, пахло не одной тысячей долларов.
— Вот сейчас, — продолжил он, — я как раз ожидаю обеденный стол из Новой Англии, кленовый, без единого гвоздя — весь на деревянных шпунтах. Невообразимой красоты и эстетической ценности. И зеркало времен войны 1812 года. А еще предметы художественных промыслов аборигенов, например, целый комплект ковровых дорожек из козьей шерсти, выкрашенных растительными красителями.
— Мне лично, — вступил в разговор мужчина, — больше по вкусу городское искусство.
— Да, сэр, — с жаром подхватил Чилдэн, — послушайте, есть у меня одна роспись на досках, состоящая из четырех секций, — оригинальное произведение времен освоения Запада, изображающее Горация Грили. Предмет мечтаний коллекционеров.
— О… — протянул мужчина, его черные глаза загорелись.
— И музыкальный автомат 1920 года, переделанный под бар.